Евгения Дудко

Билеты

Евгения Федоровна Дудко

Местный житель

Интервью

беседовала Мария Плотникова

В этом районе я живу с 1946 года. В дом № 13 на Народной мы с родителями приехали, когда мне был год. Жили мы здесь шестнадцать лет — до 1962 года. Первое воспоминание у меня было такое: когда выходишь из подъезда, то идти особо некуда, потому что вокруг куча песка, все строится... Наш дом тоже строился, торчал как свеча. Сначала были построены всего два подъезда, во втором жили иностранцы, работники различных торговых представительств: и американцы, и шведы, и кого там только не было. Мы — все дети — дружили! Вика с Кубы выносила жвачку (у нас не было жвачки тогда, мы ели «вар», который используется на стройке). Ну, много-то не вынесешь, нас во дворе целая команда была, поэтому эту жвачку мы делили так: сейчас ты жуешь минуту, потом я жую минуту. И ведь не болели! И еще у нас был парнишка Юнас, швед. Как‐то раз мы играли в прятки, и думаем, куда бы спрятаться. Юнас говорит: «Я знаю куда. В папину машину!» Всей шпаной мы побежали вместе к машине, открыли, легли на дно, чтобы нас не видели. И тут выходит папа Юнаса. Мы говорим: «Юнас, скажи ему, иначе нас найдут!» Юнас выскакивает из машины и начинает папе по‐шведски объяснять. В итоге папа стоял и ждал, пока мы прячемся. Пересидели, выскочили, и только тогда папа и поехал на работу.

Как давно вы живете на Таганке?

У дедушки с бабушкой в Подмосковье было хозяйство. Они умерли в 1912 году, так что, конечно, никого из них я не видела и не знала. Моя мама была одиннадцатым ребенком, и сиротой стала уже в шесть лет. Маму мою к себе взял Иван, один из ее старших братьев, сам еще подросток. Он в Москве на заводе работал, и вместе они переехали сначала на остров, где сейчас Дом музыки, а потом на Воронцовскую улицу, напротив женской гимназии. Дядя мне в детстве всегда стариком казался, хотя в молодости он модником был! Ходил в костюме-тройке, в шикарных туфлях. Мама мне рассказывала, что у него еще было зимнее пальто на бобровом меху. Я спросила: «А почему не шуба-то?», а она ответила: «Шубы было не модно носить».

В 1917 году моему дяде было 17 лет. Он бегал Кремль штурмовать, какие-то вещи утащил, а после прибежал на Воронцовскую. Хотя Кремль от нас недалеко, но никто не знал, что там происходит. Его старшая сестра говорит ему: «Ванюша, ты че принес три ботинка на одну ногу?». А в 1941 году он с ополчением ушел на войну, снимал блокаду Ленинграда и потерял там ногу. Маму мою везде за собой таскал, потому что знал, что она должна учиться. И она выучилась и работала заместителем главного бухгалтера большого главкома министерства авиации.

Где-то с 1952 года. И до этого все уже строилось, но война все остановила. Здесь были площади, которые уже готовились к застройке, но застроек еще не было, ведь Таганка — это купеческий район, и здесь были одноэтажные и двухэтажные домики. Один такой был как раз напротив нашего подъезда. Я дружила оттуда с девочкой и мальчиком, чьи родители были ямщиками. Помню, на Таганской площади до 1960-х годов были торговые ряды, где были и гастроном, и обувной, и мебельный, и рыбный, и овощной, и конторы юридические. Мы туда ходили в магазин, когда стали побольше, в пятом или шестом классе. Мы тогда везде одни ходили. У меня были очень хорошие санки алюминиевые, очень далеко уезжали. Больше всего мы любили с горки съезжать, которая прямо за тринадцатым домом. Когда ребята выходили гулять, они всегда приходили ко мне, звонили и говорили: «Идёшь? Задерживаешься? Давай санки и мы тебя ждем!». А однажды как-то приходят и говорят: «Ты скоро? Санки нужны, Барбосу ухо оторвали!» Барбосом мы Сашку Барбашина называли, он в соседнем доме жил, но у них двора не было, так что к нам приходил на горку играть. Я испугалась тогда. Как, думаю, могли ухо-то оторвать? Оказалось, что у шапки меховой оторвали ухо! (Смеемся) Да мы карабкались все по этой горке, играли, тянули друг друга за ноги… целая история!

А как же! Единственное, чем они отличались — одеты были уж очень легко. Они носили комбинезоны и пуховики, а мы-то надевали пальто на вате, на ватине. Мы один раз откатались в третьем классе с горки, я пришла переодеваться, снимаю верхнюю одежду, смотрю, а чулок нет. Я их прокатала до дырок, они все распустились и остались в валенках! Мы уже будучи подростками любил в основном на коньках кататься в саду Прямикова на Таганской улице. Там еще стоял маленький трамвай, мы в него входили, играли в кондуктора. Так вот в этом саду зимой был каток.

Район все строили! Торговые ряды убрали, все перекопали, Таганскую площадь подняли выше. А ведь там был кинотеатр Таганский, один из лучших в Москве. Был маленький, но хороший сквер с фонтаном, туда взрослые ходили отдыхать. Но все сломали, сделали новый сквер, но туда теперь никто не ходит.

Она уничтожалась частями. Сначала снесли ту часть, где сидели несовершеннолетние. Там еще спуск был такой крутой. Мы когда из школы шли, на портфели прыгали и на ногах оттуда до нашего дома доезжали. Пока ехали, видели, как зэки друг другу записки спускали. Они там даже кино смотрели! У моей подруги Наташки окна как раз выходили во двор тюремный, где несовершеннолетним летом фильмы показывали.

Свидания были у меня на набережной. Мой супруг, мы вместе учились в институте, он всегда на набережной стоял после наших прогулок, а я смотрела в окно и махала ему! Он долго там стоял в темноте, все расстаться со мной не мог.