Наум Ихильевич Клейман

советский и российский киновед и историк кино

Интервью

Беседовал Максим Семёнов, киновед

Во время Хрущёва было сделано многое для сближения СССР с мировыми системами в области культуры, науки и образования (разумеется, «не поступаясь идеологией»). Наш Госфильмофонд, самый крупный киноархив мира, еще в 1957 году стал членом Международной федерации киноархивов (ФИАФ), но к началу 60-х его связи с коллегами активизировались. Члены ФИАФ обладали некоторыми важными правами: например, могли свободно обмениваться классическими и многими современными фильмами, им не требовалось никаких прав на показ картин из своих коллекций в системе архивных экранов. За рубежом опять начали интересоваться советской классикой (слова «авангард» в отношении наших новаторских фильмов тогда не употребляли) и новыми тенденциями в советском кино, увеличились запросы на обмен копиями. В 1963 году директор ГФФ Виктор Станиславович Привато, вернувшись из Рима, собрал сотрудников научных отделов (Отечественного и Иностранного), рассказал о состоявшемся конгрессе ФИАФ, о перспективах сотрудничества и необходимости готовить предложения для обмена фильмами, о том, что следующий конгресс будет в Москве. И между прочим сообщил, что у многих архивов (в Париже, Милане, Брюсселе, Варшаве и других городах) есть свои кинотеатры или кинозалы, открытые для широкой публики, — там будут показывать и обменные советские фильмы. На наши вопросы, почему у нас нет такого архивного кинотеатра, Привато ответил, что ГФФ находится не в городе, как большинство киноархивов за рубежом, а в области.
Поздним вечером того же дня, на традиционной прогулке научников от дома ИТР, где мы все жили, до бетонки и обратно, Виктор Дёмин, наш главный затейник и лидер научников, заявил, что мы — «собаки на сене», что нашу классику будут смотреть за рубежом, а не у нас, а это несправедливо. «Ладно Париж, — витийствовал Дёмин, — архивный кинотеатр есть даже в Варшаве, а Польша — соцстрана!» Был сделан решительный вывод: «Надо завтра же провести комсомольское собрание и развить предложение директора: обратиться в Мосгорисполком с просьбой выделить ГФФ как члену ФИАФ один из московских кинотеатров для идейного и культурного просвещения советской молодежи». Это был испытанный ход: внушить директору, что здравая инициатива принадлежит ему, а молодежь ее только развивает, и обосновать эту инициативу аргументами, понятными высокому начальству.
Весь следующий день мы с Дёминым, Володей Дмитриевым и Ириной Николаевной Янушевской (занимавшейся в Иностранном отделе французскими фильмами) отдали на сочинение письма от имени В.С. Привато на имя председателя Мосгорисполкома В.Ф. Промыслова. На расширенном комсомольском собрании с участием начальников обоих научных отделов — Константина Павловича Пиотровского и Александра Ивановича Александрова — с главной речью выступил Витя Дёмин, который был потрясающим тактиком, и предложение было единогласно поддержано. Привато, прочитав письмо, сначала попробовал отмахнуться: «Кто же в Москве нам отдаст кинотеатр?» Но мы настаивали на своевременности его идеи: будущий конгресс ФИАФ в Москве — хороший шанс. Привато обещал посоветоваться в Госкино. Через некоторое время он вернулся в Белые Столбы из очередной поездки в Москву растерянный и довольный одновременно: «В исполкоме нашему предложению обрадовались — заберите, говорят, кинотеатр “Знамя” в высотке на Котельнической набережной, жители этого дома в кино почти не ходят, “Знамя” финансовый план не выполняет и только показатели портит».
Мы обрадовались, но немного испугались: в составе ГФФ у кинотеатра тоже был финансовый план, а мы не знали, кто вообще пойдет на старые фильмы, как строить привлекательные для публики программы, — все было экспериментально. Много спорили о названии, одним из них было «Арсенал», конечно, не без влияния фильма Довженко, но начальство его не утвердило и предпочло «позаимствовать» название польского архивного кинотеатра – «Иллюзион». (Кстати, наши коллеги Ульрих и Эрика Грегор из Западного Берлина — независимо от нас — назвали «Арсеналом» свой кинотеатр, ставший важнейшей институцией в развитии нового немецкого кино.) Оформление документов на передачу кинотеатра длилось довольно долго, с бумагами по инстанциям ходил живший в Москве младший научный сотрудник ГФФ Владимир Соловьёв, позже он возглавил научную группу кинотеатра, ответственную за репертуар. Кинотеатр не просто отремонтировали, но приспособили для показа немых фильмов — снабдили кинопроекторы редукторами со скоростью проекции 16 и 18 кадров в секунду (их изготовили в НИКФИ) и расширенными рамками, чтобы на экране не срезалась часть кадра, сделали «будку переводчиков» для синхронного перевода недублированных фильмов…

Расскажите, как появился «Иллюзион»?

— О каких годах идет речь?

В 1970-е стали завинчивать гайки, и широкая репертуарная палитра начала сворачиваться. Решили экономить на переводчиках и показывать преимущественно дублированные фильмы (да и спокойнее было показывать фильмы с разрешительными удостоверениями). В публике начали преобладать пенсионеры: по льготным билетам они худо-бедно заполняли зал. «Иллюзион», как и многие начинания «оттепели», стал постепенно увядать — при том что оставался уникальной площадкой и время от времени устраивались интересные ретроспективы. К началу 1980-х годов он немножко растерял репутацию интеллектуальной точки Москвы, к сожалению. Хотя оставался, конечно, на виду, был неординарным кинотеатром.
Замечательно в «Иллюзионе» было еще и то, что вокруг него стали собираться люди, которые интересовались не только кино, а тянулись к литературе, архитектуре, живописи ХХ века. Кинотеатр вдруг стал местом дискуссий об искусстве 1920-х годов, которое до этого не имело площадки. Не было музея современного искусства, не было галерей, которые бы показывали поиски того времени, господствовал соцреализм. А тут на экране — конструктивизм Дзиги Вертова, немецкий экспрессионизм, французский авангард, можно было увидеть эксперименты Ганса Рихтера и Викинга Эггелинга. Как ни странно, какое-то время «Иллюзион» играл роль такого... не диссидентского, нет, он никогда не был настолько политизирован, но, скажем так: он был неподвластен некоторым табу.
Не менее важно, мне кажется, что с членством в ФИАФ Госфильмофонд получил возможность показывать нашу классику за границей. Так «Иллюзион» мог принимать зарубежные ретроспективы, а ГФФ стал посылать ретроспективы туда. Если не ошибаюсь, первую большую ретроспективу Дзиги Вертова сделали именно в Праге. В Чехословакии вообще очень хорошая коллекция наших картин. Пока не было «Иллюзиона» — по обмену посылали и получали отдельные копии, с его организацией коллекции начали собирать гораздо более планомерно. Тут первостепенна заслуга Владимира Юрьевича Дмитриева, энциклопедически образованного киноведа.

Кажется, современные зрители не могут в полной мере оценить роль кинотеатра «Иллюзион», потому что мы живем в эпоху, когда каждый может посмотреть почти все, что угодно. А в то время даже у исследователей не было возможности увидеть какие-то классические картины. Не говоря о том, что многих копий, которые кажутся нам эталонами, тогда в ГФФ просто не существовало!

Я впервые увидел там «Приключение» и «Ночь» Антониони. Помню это ощущение —уходил из кинотеатра завороженный.

Какие показы в «Иллюзионе» Вам особенно запомнились?

Да, ведь «Иллюзион» первым доказал идеологам, что власть не рушится от показа непрокатных фильмов, и показал финансистам, что «старое» или непривычное кино окупается экономически. При том что тогда была плохая транспортная связь с «Иллюзионом». Не было станции метро «Площадь Ногина» (ныне «Китай-город») — была только «Таганка» Кольцевой линии, ходил один троллейбус. Что там творилось в шесть часов! С полшестого до полвосьмого толпа несла меня, когда я приезжал делать вступления к фильмам. Тем не менее, зрители загодя прибегали — авторитет у кино был другой, оно было единственным окном в мир.

Сейчас в Москве есть «Иллюзион», есть «Художественный», есть Третьяковка, есть кинотеатр «Гаража», где показывают, например, полную ретроспективу Киаростами. Об этом нельзя было и мечтать. Есть много-много таких точек — это началось благодаря «Иллюзиону»?

Следующее интервью

Какими были первые годы?

«Иллюзион» открылся в 1966-м двумя ретроспективами: Сергея Эйзенштейна (готовить копии, каталог и вступительные слова поручили мне) и Фрица Ланга (ее готовила Наталья Алексеевна Егорова, боготворившая Ланга, она даже переписывалась с ним). К удивлению скептиков, очереди зрителей выстроились от кассы вдоль Яузы до Москва-реки! Даже научники, «наивные идеалисты», как называли нас скептики, не представляли себе, что «архивный» репертуар вызовет такой интерес. Полный успех затеи стал очевиден, когда однажды в популярном телесериале «Следствие ведут знатоки» героиня Эллы Леждей похвасталась двумя билетами в «Иллюзион»: раньше знаками престижа или удачи были билеты в Большой театр.

Надо учесть, что в Госфильмофонде сначала занимались каталогизацией огромной коллекции, потом начали заниматься восстановлением авторских вариантов фильмов, и постепенно выявлялся корпус таких картин, которые «нельзя не посмотреть». Некоторые можно было посмотреть только в Белых Столбах. Я очень хорошо помню, как наши ведущие критики Майя Туровская, Нея Зоркая, Инна Соловьёва, Вера Шитова, Юрий Ханютин приезжали смотреть мировую классику, которую иначе они не могли увидеть. При составлении репертуарного плана «Иллюзиона» возникали на нынешний взгляд странные проблемы: например, можно ли показывать «религиозные картины» — скажем, Брессона? Тарковский и Иоселиани тоже приезжали в Белые Столбы — учиться на его фильмах, в Москву их не выдавали. Или в «Иллюзионе», как и в прокате, снимали с экрана фильмы режиссеров, уехавших на Запад: Михаила Калика, Михаила Богина, Милоша Формана, Ежи Сколимовского... И тем не менее благодаря изобретательным научникам, особенно Дмитриеву, ставшему заместителем директора, там продолжали появляться очень важные — и новые, и старые — фильмы.

Сначала жители относились к этому спокойно, они сами не очень много ходили в кино — ведь в этом доме жили крупные ученые, знаменитые деятели искусства, профессора, но и видные чиновники. Потом некоторые молодые обитатели дома стали заказывать билеты заранее, иные пытались проникнуть в кинотеатр на том основании, что это их дом. Соловьёву, как я понимаю, приходилось вести дипломатические переговоры, объяснять, что они такие же жители Москвы, как и все остальные. Не думаю, что в кинотеатр приходили жившие в высотке Раневская или Уланова, но в первые годы составлялись какие-то списки заявок — не помню, для театральных деятелей или музыкантов...

А как складывались отношения с жителями дома? Насколько я понимаю, изначально это был их кинотеатр.

Зрители приезжали со всех концов Москвы, даже из области — «Иллюзион» был необычайно популярен. Вот смешная деталь: в высотном здании со стороны Яузы тогда еще были магазины — книжный букинистический, овощной, еще какой-то. И из-за огромной очереди в кассу кинотеатра покупатели не могли войти или выйти оттуда, что вызывало у них недовольство «этой безумной киноманией». Сегодня трудно представить себе, сколько любопытства к миру, сколько разных социальных интересов и тенденций крылось за этой любовью к кино.

Главной заботой для всех поначалу был репертуар: научники Отечественного отдела с Дёминым как лидером занимались в основном нашей классикой, Мирон Черненко вел соцстраны, Ирина Янушевская и Валентин Михалкович подбирали французские фильмы, Наталья Алексеевна Егорова взяла на себя немцев и скандинавов, Володя Дмитриев был «универсалом». В научной группе самого «Иллюзиона» активно работал Марк Кушниров, делавший вступления к любым фильмам. Готовили ретроспективы и тематические циклы разных направлений и вместе придумывали комбинации картин. Так, когда какой-то бдительный идеолог решил посчитать, сколько советских и сколько зарубежных фильмов в репертуаре, и ГФФ упрекнули в «чрезмерном увлечении западным кинематографом», мы придумали смешанные ретроспективы, где в одной программе были советские и иностранные фильмы. Сразу отпала идиотская практика: считать, сколько фильмов из какой страны в программе.
Примерно до 1968 года в репертуаре были, кроме фильмов из своих фондов, обменные ретроспективы, в Москву приезжали гости и многое привозили. Датчане привезли сенсационную ретроспективу К.Т. Дрейера. Триумфально выступал Джузеппе Де Сантис перед показом своей картины «Рим в 11 часов». В «Иллюзионе» спустя много лет после ликвидации Общества друзей советского кино в СССР вернулись творческие встречи с широким зрителем — не как «отчет перед публикой», а как непосредственный разговор. Возникла «иллюзионовская» публика, сложилась атмосфера единства людей, понимающих друг друга с полуслова.