Интервью

Наталия: Я родилась в 1953 году в известном роддоме имени Клары Цеткин в Шелапутинском переулке. В это время мои родители жили в квартире у бабушки в Товарищеском переулке, дом 9, строение 11. Это один из первых кооперативных домов Москвы. Пятиэтажный, газифицированный, и даже ванна с горячей водой была. Моя бабушка смогла купить в нем две комнатки в 1927 году. У бабушки было трое детей, все привели своих супругов и родили уже своих детей в этих двух комнатках. Когда младшая сестренка двоюродная появилась, то мы все сначала спать ложились, а потом коляску с Леной завозили и выйти из комнаты уже нельзя было. Мама с папой мои познакомились в этом же доме. На пятом этаже жила мамина подруга детства и 1943 год она у нее встречала. Среди друзей, которые пришли на праздник, оказался и мой папа, курсант кремлевского училища. В детский сад я ходила не на Таганке, а поближе к заводу «Серп и молот». Но вот в школу я пошла уже здесь — в 476-ю на Большой Коммунистической с видом на Таганскую площадь. Мой муж Саша перешел в нашу школу в девятом классе.

Расскажите, что вас связывает с Таганским районом?

— О каких годах идет речь?

Запомнили, как сносили тюрьму?

Я стремилась на исторический факультет, но так и не смогла поступить в университет. Пошла учиться в библиотечный техникум, а работать на фармацевтический завод. На предприятии я занималась организацией кабинета политпросвещения с журналами и газетами на политические темы и технической библиотекой. А потом заводы в 1976 году объединили в единое предприятие — Мосхимфармпрепараты им. Н. А. Семашко. Один из заводов на Марксистской сохранился — историческое здание, дореволюционное.

А после выпуска из школы куда пошли?

А как выбирали, куда поедете?

Наталия: Все вместе выбирали. В Брест мы хотели, чтобы по местам боевой славы поездить. Мы даже с музеем-крепостью переписывались, для нашего музея получили оттуда осколок стены обугленной и гранату. Чтобы денег на поездки заработать, наша классная руководительница оформлялась, допустим, дворником, почтальоном, а мы разносили телеграммы и вечернюю почту, подметали. Эта зарплата шла на сберкнижку. У нас в классе разные дети были: из многодетных семей, из семей дворников или слесарей. Не все могли позволить себе такие путешествия, поэтому мы и работали, чтобы потом на эти деньги вместе отдыхать. Конечно, трудно такое представить сейчас, но учительница нас приучала к труду. Мы и учительницам на пенсии помогали продукты приносили, квартиру убирали. Они в ответ проверяли у нас домашние задания и занимались с отстающими. Мы в течение всего года учебного жили интересно. За Таганской площадью был спуск к Москве-реке и частные домики с яблочными садами. Грешили, лазили с ребятами за яблоками. А поближе к Пролетарке тоже были частные дома, а там куры и коровы — нам каждое утро приносили парное молоко. Даже на Красной площади было слышно, как петухи голосят по утрам, до нее всего-то минут пятнадцать ходу. Интересно, что по одной стороне были эти частные домики с садами, а по другую — тюрьма. Сначала тюрьмы не стало, а потом и частных домиков.

Чего только здесь не сносили за всю нашу жизнь. Ведь вся Таганская площадь была застроена. Посреди был такой островок из великолепных магазинов и гастрономов. Сэкономив на завтраках в школе, мы бежали после уроков покупать мороженое, пить соки. Интереснейший был рыбный магазин с огромными аквариумами. Сачком оттуда рыбу доставали и на весах взвешивали. У меня у дедушки рак пищевода был и каждый день ему нужно было есть свежую икру. Мы с бабушкой ходили в этот рыбный магазин каждый день. Она покупала свеженькие сто грамм, отдавала дедушке, а что оставалось — нам, внукам. Великолепная булочная стояла спиной к нашей школе, а лицом — к площади. Витрина была красиво оформлена: стояла огромная кукла с хлопающими глазами и все кругом в пряниках и баранках. В сквере на площади зимой ставилась высоченная деревянная горка с головой Деда Мороза. Мы по лесенке взбирались, а из головы потом спускались.

Замечательное место — Музей Маяковского. В библиотеке музея был эркер застекленный с верандой в сиреневый сад. Мы любили заниматься в этом читальном зале, потому что тишина, птички поют и сирень цветет. Вроде в центре Москвы, а как будто на даче. В районе Таганки вообще все, что нужно было. И детский дом, и библиотеки, и фабрики, и кинотеатры, и театры. Родители после работы часто на спектакли ходили. Никакой проблемы не было в Театр на Таганке билеты достать. Трудности появились, только когда Высоцкий туда пришел. Но я и в это время проходила без проблем. Я пока в школе училась, чем только не занималась. Состояла клубе интернациональной дружбы во Дворце Пионеров на Ленинских (Воробьевых) горах, играла в баскетбольной команде завода «Серп и молот». А в старших классах занималась в Историческом музее в историко-археологическом кружке. Часто ездила в экспедиции, а там были студенты истфака, которые в Театре на Таганке подрабатывали пожарниками. Это был один из театров, где на сцене практиковали открытый огонь. И в обязанности этих ребят входило сидеть со щитами на первом ряду и если что — кинуться и накрыть огонь. Когда они дежурили на спектаклях, нужно было просто подойти к служебному входу, а оттуда они уже и в зал проводят.

Какие места в детстве и юности вам больше всего нравились в Таганском районе?

А чем Таганский район отличается от остальных? Какой он был в 1960-е?

Он был очень разношерстный. Рядом с нами был двор, который назывался «татарский». Там были домики двухэтажные, в которых только татары и жили. Они на Таганке бог знает с какого поколения. Готовили во дворе национальные блюда, разговаривали на родном языке. Рядом жили и корейцы, и цыгане. Мы гуляли, играли, учились все вместе — никаких не было распрей. Мы на Таганке вообще ничего не боялись. Родители за нас не волновались, мы могли гулять в любое время, все было тихо-спокойно. Мы к Москва-реке бегали купаться босиком через всю Таганскую площадь. Зимой мы на санках катались: на Гончарной как на санки сядешь и на реку вылетаешь. Мы все были вместе, не разбирались. Просто один двор назывался татарский, другой цыганский, а на самом деле мы никакой разницы не чувствовали.

Только проездом. У нас никого не осталось здесь. Раньше все в коммуналках жили, а потом начали получать отдельные квартиры, разъезжаться. Мы поехали как-то в школу, а там все перекрыто. С Большой Коммунистической даже не подойти, во двор нельзя, жалко. Завод, где я работала, тоже практически прекратил свое существование. У нас была борьба за него в девяностые, когда уничтожалась вся промышленность, и нас пытались захватить. Мы хотели провести приватизацию организации: уже поделили между собой, сколько акций кто получает в зависимости от рабочего стажа. А потом уже при Ельцины вышел указ, что по стране 160 предприятий, оставшихся от Советского Союза, не подлежат приватизации, остаются государственными. Мы остались в системе, но когда все заглохло с этим списком на нас начались наезды. Мы отстаивали завод вплоть до того, что там по ночам дежурили в актовом зале, обороняли проходную, живым щитом стояли. Неделю мы не уходили домой. Целая война была на Таганке, а сейчас мне уже незачем туда ехать.

А сейчас как часто бываете в Таганском районе?

Александр: Я, можно сказать, «жертва» Таганки. Окончил школу я хорошо, был отличником. Когда я у своих учителей после восьмого класса спросил, в какой школе десятилетку заканчивать, мне посоветовали именно эту, где я и познакомился со своей будущей женой.

Наталия: Школа действительно была очень сильная. В годы войны у нас формировалась третья коммунистическая дивизия, и поэтому в школе в 1965 году появился Музей боевой славы имени генерала Карбышева (мы дружили с его семьёй и получили личные вещи генерала для музея). Я была его директором, а Саша был экскурсоводом. Каждую неделю мы проводили мероприятия, которые назывались «огоньки». Звали в гости ветеранов войны и устраивали чаепития. Учителя тоже были великолепные. Наша классная руководительниц, Людмила Александровна Фитингоф, потомственный учитель в третьем поколении, всю себя отдавала только нам. В каникулы мы всем классом ездили по всей стране. Были в Севастополе, Симферополе, Бресте, Минске.