Интервью

(жил в Таганском районе в доме на Улице Александра Солженицына (ранее – Большая Коммунистическая), дом 29/18 в 1951–1964 годах)

беседовала Надежда Лозина

Я очень люблю Таганский район, но прежде всего потому, что он связан с моим детством. Моя мама вместе со своими родителями приехала на улицу Большая Коммунистическая в Таганском районе из Италии. Мой дед шесть лет работал вМилане в Торгпредстве с 1926 по 1932 год. Им дали хорошую по тем временам комнату в доме №29.

Что вас связывает с Таганским районом?

— О каких годах идет речь?

Какое ваше самое яркое воспоминание школьных лет?

Я учился в 477-ой школе. Помню, что нас из школы водили на Таганскую площадь, естественно, пешком, на детские утренники. До 1964 года там был Московский театр комедии и драмы, который считался тогда самым непопулярным театром в Москве. Все на него так снисходительно смотрели. И вот однажды к нам приходит наш сосед и говорит: «У нас на Таганской площади костры жгут». Мы все перепугались. Сосед дальше объясняет: «Это очередь занимают с ночи, чтобы билеты на спектакль утром купить». Мы даже ожидать такого не могли, потому что туда всегда свободно попасть можно было. Но тогда как раз показывали спектакль «Добрый человек из Сезуана» с Владимиром Высоцким, с которого и началась история Театра на Таганке под руководством Юрия Любимова. После этого мы с мальчишками старались туда чаще бегать. Один из самых незабываемых для меня спектаклей был «Десять дней, которые потрясли мир». Вместо контролеров стояли солдаты и на штыки надевали билеты.

Второе сильное впечатление связано с метро. Сейчас даже трудно представить, но станций метро в округе у нас было только две: «Курская» и «Таганская». И многие ехали на работу на метро именно по «Таганской». Но вот попасть туда было очень сложно, потому что не было ни «Таганской» радиальной, ни «Марксистской». И многие оправдывали опоздание на работу именно перегрузкой на станции метро. Действительно, я вспоминаю, как на площади у станции стояли длиннющие очереди из тех, кто ждал автобусов. Мы всегда с сожалением на этих людей смотрели. Автобусы в Кузьминки и Текстильщики были единственным транспортным средством, на котором можно было попасть в эти районы. А еще я вспоминаю кинотеатр «Таганский». Я до сих пор сожалею, что он перестал существовать. Я смотрел там «Девять дней одного года» и «Республику ШКИД».

А в какой школе вы учились?

В годы войны ваша семья не уезжала в эвакуацию?

Моя мама была балериной в Музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко. Это был единственный в Москве театр, который не был эвакуирован во время войны. Помещение театра не отапливалось, так что зимой и осенью зал обогревало дыхание зрителей. Маме тогда было двадцать лет, и чаще всего во время ночных воздушных тревог она думала про себя: «Будь что будет, не хочу вставать, лучше посплю». Молодость была сильнее страха.

Безусловоно, это 12 апреля 1961 года. Я должен был идти в школу, и вдруг по радио услышал, что в космос запустили человека. Соседские мальчишки мне не поверили. Я пришел в школу, там уже все бегали по партам, а над Таганкой летал вертолет и разбрасывал листовки. Одну из них я сумел поймать у стен Андроникова монастыря. Представляете, как символично! У стен древнего монастыря я стал свидетелем запуска человека в космос. Я тогда впервые увидел Юрия Гагарина — его знаменитый портрет в шлеме летчика.

На Таганскую площадь мы ходили регулярно, но все-таки она была от нас подальше. Ближе к нам была Андроньевская площадь, она тогда площадь Прямикова называлась. Там был магазин культтоваров «Молодежь». Чего там только не продавали — и пластинки, и пробочные пистолеты ТТ. На этой же площади была знаменитая булочная угловая, она до сих пор вроде сохранилась. Там пекли хлеб и там же продавали по 7 копеек потрясающе вкусные булки.

А что в районе для вас было центром? Таганская площадь?

Это была невероятная коммуналка, люди там и в подвалах жили. У меня был приятель Слава Баранов, у него комната была под лестницей, мы с ним в шахматы там учились играть. Горячей воды у нас не было, мыться мы ходили в баню. Зато у нас у единственных в комнате был телефон. По нему часто звонили отцу, потому что он работал в газете «Вечерняя Москва» журналистом — писал о литературе и искусстве. Ему и Никита Богословский звонил, и всегда возмущался, что отец слишком рано спать ложился. Другой телефон стоял в коридоре — один на сорок семей, которые жили в этом доме вместе с нами. Здание, кстати, было уникальным, потому что первоначально принадлежало Константину Станиславскому. А узнал я об этом от Капочки, Капитолины Гаврииловны — нашей соседки, ее отец был управляющим Саввы Морозова. Жила она почти в нищете, а свидетельством ее былого благополучия была фантастически красивая мебель. Мама даже купила у Капочки за гроши прекрасный стол, который сейчас на даче стоит. Я же любил к ней забегать и рассматривать старинные монеты.

Но главной достопримечательностью для меня все же был наш двор, где я мальчишкой проводил целые дни. Мы часто с ребятами играли в лапту и я помню, что приходили к нам парни здоровые, били по мячу и он прямиком через весь двор улетал в окно. После этого мы обычно всегда стояли и смотрели, как родители этого парня вставляли окно. Была вокруг двора и великолепная ограда — чугунные узорчатые ворота. К сожалению, их снесли в начале 1960-х, а ведь они были поставлены еще во времена Станиславского.