Интервью

Олег Ардимасов: Я поступил сюда в 1958 году по квоте. Раньше, когда заканчивали среднее учебное заведение, студентов в обязательном порядке распределяли на работу. Я окончил Иркутское художественное училище в 1958 году, и только благодаря квоте мне разрешили поехать поступать в институт. Я сдал экзамены, они тогда были гораздо сложнее, чем сейчас, потому что рисовали мы обнаженную фигуру и портрет. Факультет графики тогда был на улице Кирова в бывшем здании Московского училища живописи, ваяния и зодчества, где сейчас находится Российская академия живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова. Сюда, на Таганку, ездили на теорию во второй половине дня, а на четвертом курсе мне пришлось перевозить институт оттуда. В 1988 году я организовал выступление священника — впервые не только в государственной библиотеке, но и в государственном учреждении культуры. В ту пору я был заведующим выставочным сектором ВГБИЛ и был избран ответственным секретарем районного отделения Советского фонда мира. Под эгидой фонда мы устроили платное выступление отца Александра Меня, собранные средства шли на сооружение памятника жертвам политических репрессий. Время было переходное, поэтому секретарь парторганизации был вызван в Ждановский райком и получил выговор. Директор имел неприятный звонок от заместителя министра культуры СССР, которая была крайне недовольна: в канун праздника Великого Октября состоялась встреча с попом, как она выразилась.
Вскоре я поставил в план работы Библиотеки иностранной литературы выставку парижского издательства «ИМКА-Пресс» (YMCA-Press), которое возглавлял Никита Алексеевич Струве. Она открылась 17 сентября 1990 года.

С какого года Вы в Суриковском институте?

— О каких годах идет речь?

Как выглядело здание института в те годы?

Олег Ардимасов: Здание было четырехэтажное, пятый этаж достроили гораздо позже. Когда я приехал, здесь училища не было, еще оставались жильцы, которых не успели переселить с первых этажей, где были коммунальные квартиры. Мы им помогали выезжать. Институт разрастался постепенно, стало больше мастерских, пришли еще педагоги. Быстро стало тесно. В 1976 году усилиями ректора Павла Бондаренко пристроили еще один корпус. Я помню то время, когда вместо этого здания было большое голое поле, где гоняли в футбол и стояли огромные тополя да маленькие домики. В проекте было сразу четыре этажа, но запретили на два этажа поднимать здание, из-за того, что в это время напротив была детская спортшкола. И мы не имели права закрывать им солнце.

Почему попросили перекрасить?

Сергей Смирнов: Когда мы учились, меня очень заинтересовала Рогожская слобода, Таганка. Среди студентов и преподавателей ходили разговоры, что где-то здесь родился Константин Коровин, художники боготворили его и в то время, и сейчас. И как-то особенно хотелось узнать, где же это место. Гораздо позже, уже работая здесь, мне удалось отыскать и дом деда, и то место, где родился художник. Как раз на месте корпуса факультета живописи начинается участок, принадлежавший бабушке Константина Алексеевича, и здесь жили его родители, дом деда был через Товарищеский переулок, который назывался тогда Дурным, и там был сад, росли желтые сливы детства, о которых пишет в своих воспоминаниях художник, к тому же замечательный писатель. Так что его мечта, его детские первые поиски «мыса Доброй Надежды» — так поэтично он назвал все поиски своей жизни, поиски мечты, творчества, — все это происходило здесь.

Чем еще знаменательно это место?

Олег Ардимасов: Однажды со мной случилась знаменательная встреча. Я был еще студентом, поднимался по лестнице на четвертый этаж и вдруг вижу, что идет человек навстречу — такой бравый, веселый, через ступеньку шагает. Оказалось, что это Александр Дейнека. Я говорю: «Здравствуйте». А он так посмотрел на меня, хлопнул по плечу и ответил: «Ну как дела? Ха-ха-ха!» — и пошел. Отношения были в институте всегда какие-то особенные, теплая атмосфера есть до сих пор. Ее замечают даже люди, которые просто к нам приезжают на какие-то мероприятия. Все отмечают, что у нас удивительная атмосфера. И это правда. Когда я был проректором, то ко мне студенты приходили деньги занимать.
Я работал здесь в разных ипостасях: старшим преподавателем, потом деканом факультета, заведующим кафедрой, проректором по учебной работе, проректором по методической работе. Сейчас я просто профессор, преподаю рисунок. Вся моя жизнь здесь. Я должен сказать, что институт — приятное место. Я ни разу не пожалел, что здесь живу всю жизнь. Я тот человек, который на работу идет с удовольствием, а с работы уходит с неудовольствием, потому что все время здесь хочется быть. Затягивает, место затягивает, общение затягивает. К тому же всех преподавателей нашего института объединяет старание ввести молодежь не только в мир искусства, но и помочь им найти себя в этом мире. Это дорогого стоит, и этому можно посвятить всю жизнь не жалея.

Вы здесь сначала учились, теперь работаете — расскажите об атмосфере в институте, что для вас самое важное?

Следующее интервью

Как Вы перевозили институт?

Олег Ардимасов: Нас оттуда выселили по решению Хрущёва в одночасье. Нам дали неделю, чтобы мы уехали. Мы увезли огромный офортный станок полторы тонны весом, дореволюционный литографский станок. А я перевозил азотную кислоту, мне пришлось держать в такси на коленях ящик с этими бутылками.

Сергей Смирнов: В солнечные дни в мастерских был такой желтый рефлекс, из-за которого колорит постоянно менялся и было невозможно понять, что́ какого цвета. А когда в нейтральный серый цвет покрасили, то все стало более-менее благородно.

Да я как только не связана с Таганкой. Я родилась в роддоме Клары Цеткин в Шелапутинском переулке в 1973 году. Моя мама тогда училась в Суриковском институте, была на пятом курсе, и ее прямо из учебной аудитории отвезли меня рожать. Так что началась я именно здесь. Потом я все детство ходила в институт с мамой, где впоследствии она стала работать. После училища я тоже поступила в Суриковский институт, где проучилась шесть лет, а потом через десять лет стала тут работать.

Как Вы связаны с Таганским районом, это только Суриковский институт или что-то еще?

В детстве я помню только запах Суриковского института — запах красок. Многие говорят, что он чувствуется даже на улице на подходе к зданию, но мы к нему так привыкли, что уже и не замечаем. Я помню, летом мы приходили на защиту дипломов. Студенты тогда казались мне огромными дядями и тетями. Хотя сейчас я понимаю, что многие были почти такими же маленькими, как мои сегодняшние студенты. Еще помню старый паркет, по которому я ходила, помню интересных дядек с бородами — педагогов. Тогда почти все педагоги были мужчины, женщин было двое — моя мама и Клавдия Тутеволь. Это сейчас у нас женщин очень много. А еще я помню сборы на практику в Крым. Очень мне нравилось это летнее состояние: жара, открыты все окна, много зелени вокруг и все веселые, все бегают и собирают какие-то странные вещи: мольберты, планшеты, холсты, краски какие-то, тряпки... Все это складывалось на первом этаже института, чтобы потом быть отправленным на практику.

Какие у Вас детские воспоминания об этом месте и вообще о Таганском районе?

Сергей Смирнов: Я в 1973 году пришел поступать ещё в старое здание в Товарищеском переулке. И был фундамент нового корпуса факультета живописи — строительство только начиналось.

Сергей Смирнов: Зато дом этот, когда я учился, перекрасили из желтого в светло-серый цвет по нашей просьбе.

профессор Московского государственного академического художественного института имени В.И. Сурикова, народный художник России

профессор Московского государственного академического художественного института имени В.И. Сурикова, заслуженный художник России

Я не жила в общежитии, я ездила все время с Речного вокзала, но это не мешало мне проводить там время. Я даже оставалась ночевать в общежитии, потому что жизнь была, конечно, веселая. Я поступила в 1994 году, но мы совершенно не заметили этих голодных лет. Я помню только, что в институте одну зиму было очень холодно, видимо, потому что не было отопления какое-то время.
У нас в институте было такое довольно буйное общество. Мы с однокурсниками так хорошо и давно друг друга знали, что жили словно одной большой семьей. Мы очень любили ходить в Таганский парк и гулять, иногда после занятий, а иногда и во время. Мы любили выпить, любили поиграть на гитаре, и я помню, как весь институт учится, а мы стоим под окнами и поем.

А в студенческие годы Вы жили здесь рядом в общежитии?

И я помню запахи, видимо, они много для меня значат. До сих пор когда весной выхожу из института, чувствую запах таганской весны, какой был в студенчестве. Аромат Товарищеского переулка — он для меня уникальный: ни в одном другом районе Москвы я такого не встречала. У нас на Речном вокзале другой запах, здесь намного больше сирени цветет. В студенчестве мы всю Таганку исходили, все переулки, ходили в Шелапутинский переулок смотреть мой роддом. Очень любили ходить на склон к Спасо-Андроникову монастырю. Оттуда видно, как идут поезда, и мы сидим на этом склоне и думаем, что поезда идут в Крым.

Художники вообще на все смотрят по-другому. Когда про нас говорят, что «художник так видит», — это не дурацкая присказка, а просто мы и правда все воспринимаем не с точки зрения сюжета, а с точки зрения пластической: как это по цвету или какой силуэт у неба. И вот на Таганке силуэт неба совсем другой.

А как Вы думаете, художники как-то иначе смотрят на Таганский район, чем местные жители?

художник, преподаватель кафедры живописи Московского государственного академического художественного института имени В.И. Сурикова

Екатерина Лебедева